Вы просите кошек? Их есть у меня...

Ох, дождешься.

Второе К
Вечер спокойно взрослел и тихо переходил в ночь. Чего, увы, нельзя было сказать о моей котобанде. Именно сейчас я сидел и воспитывал рыжих бандитов. Жертва скособочилась в глиняном горшке. Очередном. Кто именно грохнул с подоконника бедный кактус, я не знаю, но при составлении протокола попались, как обычно, золотистые брательники. Пуси предсказуемо не обнаружилось, так что сейчас он сидел у меня на плече, время от времени обличительно мурлыкая.
Неожиданно он прервался и выгнул спину. Хвост моментально превратился в верстовой столб, а глаза сверкнули лазерным огнем.
— Спокойней, котик. Ну, кого на этот раз принесло, на ночь глядя?
В самом темном углу комнаты сверкнули белки глаз, и кто-­то ответил с неуловимым акцентом:
— Я сейчас покажусь. Разрешите?
— Раньше надо было спрашивать. А если уже в квартире, то зачем задаешь глупые вопросы? Выходи уж.
На свет выплыло лицо, всего остального не было видно. Лицо было черным, как душа мытаря. Вначале я одернул Пусю, сделав ему замечание за нецензурное шипение, потом прикрикнул на рыжиков, которые вообще мявкали такое, что невозможно повторить при дамах. За компанию досталось и маме. За плохое воспитание. Только потом я поднял глаза и спокойно сказал:
— Слушай, потомок. Порядочные люди, даже если они негры, в гости в «Хамелеонах» не ходят.
— Я не негр! И вообще это расизм, так неполиткорректно выражаться!
— А мне хоть девятижаберный пятиног! В моем доме матерными словами могу только я говорить!
— Я же не ругался. У нас никто не ругается.
— Я повторяю. В моем доме, обратите внимание, «в моем», никто и никогда не произносит матерное слово «политкорректность». В русском языке вполне достаточен слой нелитературных выражений, так что незачем заниматься словотворчеством!
Лицо возразило:
— Ну ведь нельзя называть негра негром. Это языковой расизм.
— Это признание факта, что ты являешься представителем негроидной расы. Если назвать тебя «афрохроносом», белее ты не станешь.
— Почему? — и в полумраке стремительно материализовалась белая фигура. Черное лицо, обрамленное капюшоном, вообще провалилось за границы цвета.
— Тьфу! — в сердцах я сплюнул в пепельницу. — Сколько можно это старье использовать? Неужели на складах вторсырья гравитационных «невидимок» не нашлось?
Путешественник во времени заметно растерялся:
— А в каком я веке?
— В начале двадцать первого, — любезно ответил я, подумал и добавил: — От рождества Христова.
— А откуда такие знания о спецкостюмах? — насторожился собеседник.
— Фантастику читать надо! — назидательно ответил я. — Гравиневидимку описал ещё Снегов полвека назад.
— А­-а-­а. — С облегчением, протянул гость, потом добавил: — Все­таки я просил бы называть меня «афрогуманоидом». Надеюсь, просить­то я могу?
— Сколько угодно. — Милостиво разрешил я. — В этом вопросе у меня сплошная, даже не побоюсь сказать, махровая демократия. Проси, сколько хочешь.
— И?
— И останешься негром. Здесь и сейчас командую я. Вопросы?
— Это автократизм! Я заявляю решительный протест!
— Заявляй! Я тоже заявляю, или говори, зачем пришел, или проваливай куда хочешь!
— Ах, да. В общем, я пришел, чтобы предложить тебе ответственную работу.
— Опять?! — Я повернулся к котенку. — Пуся, ты слышал? Да, я тоже так думаю. Нет, чтобы предложить что-­нибудь хорошее, миллиард баксов к примеру. А то — работу… Опять, что ли, корректором?
— Нет, что ты! Тот посланник был самозванец. Мы просто не уследили.
— Я так и подумал. Сразу, как услышал про все эти демократические референдумы. Достаточно задать правильный вопрос, чтобы получить нужный ответ.
— Точно сказано! — восхитился негр.
— И что мне будет предложено теми, кто задает правильные вопросы?
— Место Координатора.
— И какие бонусы положены координатору?
Иновременник восхищенно закатил глаза:
— Власть! Неограниченная ничем и никем власть над целым континентом! Вернее, над корректорами, но через них можно влиять на кого угодно!
— И только? — Разочарованно протянул я. — Над одним континентом? Фи.
Посланник несколько раз открыл и закрыл рот, не в силах чего­-либо сказать. Сверкание белоснежных зубов сильно напоминало, полным отсутствием звука, далекие зарницы.
— Разве этого мало?
— Мало. Не забывай про моих котов. Я, может быть, хочу назначить их своими наместниками над континентами. Пуся будет Африкой командовать, по цвету подходит. И политкорректность не вспоминает. Рыжих в Америки, они у меня «не разлей вода». Мама Мыша будет Евразией руководить, она самая большая.
— А Австралия кому? — в полнейшей растерянности от моих мегапланов поинтересовался хроноэмиссар.
— А в Австралии будет моя штаб-­квартира и личный домен. Давно мечтал кенгуру погонять по бушу.
— Буши же все в Америке, я специально историю изучал…
— Ерунда. Рыжики мне в такой мелочи не откажут. Вывезу всех бушей в Австралию, пускай кенгуришки порезвятся.
— Это я не могу решать. Но я же предлагаю такую власть! Ты не можешь отказаться!
— Слушай ты, «ужас летящий на крыльях ночи». Нелитературное выражение тебе по всей морде лица! Тебе русским языком сказано: или все, или пошел вон! Задолбали эти крохоборы, шатаются, спать не дают, котят матерным словам учат. Давай хроноковыляй отсюда по холодочку. Пока я ещё дальше не послал.
Гость удалился без спецэффектов. Не было ни вспышки, ни запаха серы, только котята во главе с мамой собрались у меня на коленях, и хором начали мурлыкать.
— Спокойно, ребята, спокойно. Я знаю в чем тут дело.

Третье К
Третьего вечера ожидал с мрачной решимостью. Сегодня должно все решиться. Не знаю, конечно, что мне предложат на этот раз, но явно пряник будет очень большим. Коты тоже чувствовали это. Поэтому старались держаться возле меня, время от времени подбадривая мурлыканием.
Тем не менее звонок в дверь прозвучал неожиданно. Покосившись на настороженные уши Мыши, пошел открывать. На площадке стоял невысокий человек с какими-­то смазанными чертами лица. Одет он был в классический костюм­-тройку, вот только галстук не гармонировал с белоснежной рубашкой. Эти супермодные узкие «селедки» с нарочито неправильным узлом никогда мне не нравились.
— Вы позволите?
— Проходите. — вздохнул я, отступая вглубь коридора.
«Элегантный, как рояль» гость прошел в комнату, снисходительно похвалил котят, настороженно сверкающих на него глазищами, и остановился около кресла.
— Присаживайтесь. — Вновь вздохнул я и уселся сам.
— Я вижу, что вы догадываетесь, кто к вам пришел.
— Догадываюсь. — Помрачнел я. — Но не пойму, зачем я вам так сдался? Если вчерашний, кгхм, гуманоид целый материк обещал, так значит, людей вам хватает.
— Вы о «шоколадке»? Не стесняйтесь, я ваши чувства разделяю, и можете говорить откровенно. Видите ли, уважаемый… Слишком много узелков завязано именно в вашем времени. Именно сейчас формируется наше, я повторяю, наше время. И именно в вашем месте. И нам очень нужен умный человек, потому что те дебилы, которых мы могли привлечь к сотрудничеству, годны только для выполнения разовых акций.
— Ну не прибедняйтесь. За океаном вы уже победили.
— А-­а-а! — Он махнул рукой. — Тех даже побеждать неинтересно. Парочку технических идей, мечту о мировом господстве и, самое главное — абсолютный эгоизм, слегка замаскированный защитой всех несправедливо и справедливо обиженных. Вот с вами гораздо сложнее и, значит, интереснее.
— Понимаю. — Вставая с кресла, обратил внимание, как напрягся гость. — Не понимаю только одного, почему именно я?
Гость сделал вид, что задумался:
— Понимаете, у вас очень раскованная фантазия. Вы спокойно отнеслись к явлению гостей из будущего, этот факт не вызывает у вас отторжения. Вы, в принципе, разделяете наши ценности. И кроме того, здоровый эгоизм — это тоже очень важный фактор.
— Кстати, об эгоизме. Надеюсь, вы сможете предложить мне что­-нибудь интересное.
Вновь усевшись в кресло, я посмотрел на собеседника. Тот обозначил улыбку и одобрительно кивнул:
— Разумеется. В этом времени место Консула, главы всей организации.
— В этом…?
— Браво. Вы зрите в корень. В этом, да. А когда подойдет ваш биологический срок, перенос в наше время и место Консула, но, согласитесь, не первого.
Мы добродушно рассмеялись. Пуся потянулся, потерся об меня пушистым бочком и спрыгнул на пол. Эмиссар­-вербовщик не сводил с меня глаз:
— Что вы еще хотите?
— Всё!
Рыже­-черная тень, материализовавшаяся в углу, в стремительном броске уронила кресло моего собеседника на пол и окутала его сетью. На ковер с глухим стуком упала кобура с чем­то явно смертоубийственным. Огромный кот, почти с меня ростом, повернулся ко мне и басовито сказал:
— Мря.
— Ты уверен?
— Мря­я­я…
— Ну, смотри, брат. Тебе его тащить.
— Что это? — наконец­то очухался консул.
— Не «что», а кто. — Я присел на корточки. — Мультикот, а имени его вам знать не обязательно. Позвольте представиться, Алексей Листвин, инспектор хроностражи Основного потока времени. Вы обвиняетесь в хронотерроризме и создании нелегальной развилки Истории. Для дальнейшего следствия и суда вы будете препровождены во время нахождения центральной базы Хроностражи.
— Это невозможно! — от недавнего лоска не осталось и следа. Брызгая слюной, это существо орало, что они отследили каждую секунду моей жизни и я — человек этого, только этого времени! Я только улыбнулся, чувствуя, что знание делает улыбку грустной:
— Да. Именно на это мы и рассчитывали, внедряя матрицу в еще не рожденного младенца. Я родился в этом времени, в этом и умру. Поэтому прощайте. И ты прощай, брат. Мне будет скучновато без тебя.
Мультикот на секунду смазался, и вот в мою ладонь уже тычется розовый носик маленького черно­рыжего пушистого чуда.
— Ты уверен?
— Мур­р­р…
— Благодарю. Теперь мне есть ради кого жить.
Проводив мультика вместе с грузом и стараясь не потревожить мурлыкающий клубочек на своих коленях, я налил себе чаю и задумался. Сколько мне осталось в этом времени? Не знаю, но обратный переход невозможен. Моя биография уже легла небольшим камушком в фундамент Основного потока, и изъять его никто не сможет. Невозможно просчитать все изменения, и всегда существует опасность, что именно этот камушек является краеугольным. Что же я знал на что шёл. Значит, будем жить…

А я сам олд, и даже дюже олд...

Судя по фотке, Билли уже заждались.